В тетради Походяшина появилась еще одна лаконичная запись: «14 июня 1840 года. В двенадцати верстах к северо-западу от селения Балдинского Червишевский волости, обследовали местность. При слиянии трех речек, обозначенпых мною на карте как Айба, Катырла и Никитка, образуется громадное болото площадью примерно в десять квадратных верст. Из одного берет начало речка Безымянка, впадающая в Балду. Примечание: место удобно для строительства большого водоема — пруда с плотиной, даровая сила, которого может быть пригодна для обзаведения предприятия и движения механизмов». И вдруг заимка — встреча с неведомым поселением и его странными обитателями, ведущими чуть ли не первобытный образ жизни. Походяшин терялся в догадках: кто эти люди и не они ли являются хозяевами выгодной местности? В таком разе без сговора о выкупе не обойтись. На лугу показался седовласый старик. Он шел степенно, держа в правой руке посох, а левой опираясь на плечо мальчика, сопровождавшего его. По гордой осанке старика и по одежде, отличной от той, в какую облачены остальные поселенцы: на нем был черный кафтан поверх бардовой из атласа рубахи, брюки, заправленные в голенища начищенных до блеска сапог, накрахмаленная белая фуражка, — по всему этому Походяшин сразу догадался, что на переговоры явился старейшина местной общины. — Кто такие, господа, чего надобно? — холодно, настороженно встретил незваных гостей Кривошеин. — Будем знакомиться, представился Походяшин, — мы, то есть наша изыскательная партия — одна из многих, какие направлены правительством для обследования и заселения сибирских лесов. Нас интересует, чьи это места. — Знамо дело, наши собственные, коль мы тут живем, — помедлив, ответил Михаил Григорьевич. — И давно здесь? — Да сходно, батенька, уж состарились. Детьми, внуками, вишь, обзавелись, вот и правнуки в рост пошли,— старик потрепал черные вихры на голове Саньки. — К какому обществу относитесь? — Мы народ вольный. Сами управляемся, без сторонней помощи. В толпе одобрительно загалдели, оживились. — Ежели вы хозяева, то может сговоримся о покупке болота и прилегающих к нему берегов? Пуще всего боялся Михаил Григорьевич именно этого. Всю жизнь провел здесь с опаской и страхом, что придет час и отнимут у него эти леса, речки, болота, а вместе, с ними и волю, Никогда и никому не выдал бы своей тайной думки, да разве теперь утаишь от людей. Вот они стоят, притихли в ожидании его слова. Старик провел ладонью по лицу, на котором выступили крупные градины пота. «На яву все это или опять в дурном сне?» — не верил сам себе. — На сей счет, господин начальник, нам помозговать бы надо артелью. Так что извиняйте, ничего сказать не могу. До завтра, — Михаил Григорьевич чинно раскланялся и направился к дому. За ним молча потянулась вереница поселенцев. На совет к братьям Кривошеиным пришли Сагитовы, Фирулевы, несколько самых почитаемых землянских мужиков. По случаю такого сбора на широкий рубленый стол был поставлен самовар с чаем и прикуской. Михаил Григорьевич по праву хозяина заимки занял переднее место, остальные — по бокам. Погруженный в раздумье, полуприкрыв тяжелые веки, он прислушивался к неторопливому, сдержанному разговору. — Озеро, что ни говори, кормит нас. Тут завсегда тебе и рыбы, и дичи вдосталь. Сам сыт и еще на сторону снесешь в обмен. — И то правда, нет цены озеру. Продать его — чем жить тогда? — А не продать — силой отымут. Помолчали мужики. Выпили по чашке чая. — Оно, конечно, будь у нас казенная гумага, дали бы им отворот-поворот. А так, без правов, куды правду искать пойдешь? -- Не то, браток, не то, Я ее, энту правду, по всему свету, по всем закоулкам обшарил — не сыскал. Полосами на спине да каторжным клеймом на виску обозначена она. Есть у тебя озеро — вот и вся правда, стой за нее, сколь сил хватит. — Вона чего придумал. — Свести их на болото, а уж-погибель сами себе сыщут. — А как власти дознаются? — Один хрен пропадать. Что тут, что на Соловках. — Тебе все равно. Гол, как сокол, и волен, как ветер. А ежели куча ребятишек привязана ко мне, куда деваться? Судили-рядили мужики до глубокой ночи, так ни о чем и не договорились. А чуть рассвело, явился Михаил Григорьевич Кривошенин к начальнику изыскательной партии и заключил сговор о продаже болота: за каждую десятину — пуд ржаной муки да три рубля ассигнациями… Погоревали поселенцы и смирились. Вскоре прибыла комиссия из Червишевского волостного правления. Переписала она все население, составила ревизские указки, и обложила податями, разными сборами, ограничениями. Кончилась вольная кривошеинская слобода. Замест нее образовалась деревня, получившая от первых землянок название — Земляная. («Знамя труда», 22 ноября 1984 года, № 140. И.Е. Лоза «Были варнацкого села»). |