СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

Вызов в Москву был для Ивана Прокопьевича полной неожиданностью. Он еще раз придирчиво перечитал телеграмму — мало ли казусов случается у телеграфистов. Нет, все верно: «...вызываетесь лично с главным инженером». И никакого намека на причину, ни поводов, ни мотивов. Что бы это значило? Совсем недавно он отчитывался на коллегии министерства об итогах хозяйственно-финансовой деятельности фабрики в 1950 году, и, кажется не безуспешно. Работа коллектива получила в общем-то удовлетворительную оценку. Хотя, конечно, были высказаны замечания.

За живое задел Ивана Прокопьевнча упрек министра в неком застое, бескрылости фабричного руководства. Из головы не выходили слова:

— Все силы напрягает страна, чтобы скорее залечить раны, нанесенные войной, из руин и пепла поднимаются заводы и фабрики, города и села в пострадавших республиках и областях. Сегодня их опора — промышленные центры Урала, Сибири, Казахстана, Средней Азии, Уже восстановлены и введены в действие более 6 тысяч предприятий, в том числе наша Малинская бумфабрика, которая является пионером в отрасли по освоению отечественного производства конденсаторной бумаги. Четвертый пятилетний план выполнен досрочно — за четыре года и три месяца. Совершается всенародный подвиг. А каков ваш вклад, товарищи успенцы, на какую ступень развития поднялись? Застыли на уровне довоенного объема производства да еще бравируете благополучными процентами.

…Замечания, рекомендации. Кстати, что с ними? Иван Прокопьевнч спохватился, извлек из стола тот московский блокнот и начал бегло перечитывать исписанные страницы, выбирая главное: «Буммашина: старого типа, та самая, которую рабочие не отдали на раззор в 1925 году, малая скорость… Котлы: низкая производительность, топливо — дрова, подача ручная... Паровые машины: приводят в движение трансмиссии, все цехи опутаны ременными передачами... Электрохозяйство: мощность генераторов такова, что при работе фабрики отключаются пилорама, столярная мастерская, другие подсобные службы. Эксплуатационная годность моторов — 25 процентов... Бескультурье: вода, грязь, масло...».

Все правильно, техническое состояние фабрики незавидное. Но такое положение создалось не сегодня и не вчера, не год и не два назад. Почему же вопрос всплыл именно сейчас? Как директор фабрики, он, Фролов Иван Прокопьевич, отреагировал должным образом: по каждому пункту замечаний и рекомендаций составлены мероприятия в цехах, из них сверстается общий план работы. Последнее поручено Любарцу Петру Титовичу, главному инженеру, с него и спрос. Кстати, готов ли план для утверждения на техсовете? Не доложили ведь, а срок прошел. Непорядок.

Фронтовик, майор по званию, воспитанный на строжайших законах военного времени, Фролов ценил в людях превыше всего прочего исполнительскую дисциплину. Малейшее отклонение не медля карал данной ему властью. Строгость, считал он, должна быть во всем — в словах, в деле и даже в одежде. Пять лет минуло после воины, а Иван Прокопьевич и не думал менять дорогие сердцу китель и шинель на «всякое гражданское барахло», как имел честь заявить он некоторым «модным» товарищам. На фабрике, в клубе или просто на улице при встрече с подчиненными задавал одинаковый вопрос: «Как дела?». Дела — значит, план, который был, есть и будет вовеки веков мерилом всему сущему. Если с планом в порядке, то на прощанье пожелает: «Будь в штате!». К строгому директору скоро привыкли рабочие, и с чьей-то легкой руки нарекли его грозным Иваном.

Энергично поднявшись из-за стола и одернув китель, Иван Прокопьевич нервно зашагал по кабинету, потом снял телефонную трубку и вызвал Любарца.

— Как дела, Петр Титович? Сумерничаешь? Что так, рабочий-то день кончился. Ага, час для размышления. Никто в кабинет не ломится, телефон заглох. Прекрасно понимаю. Зайди, пожалуйста, ко мне на минуту. Жду.

За несколько лет совместной работы между Фроловым и Любарцом сложились простые, доверительные отношения, которые можно было бы назвать и дружескими, если бы их общение не замыкалось на производстве. Совершенно разные по характеру: один — сугубо администратор, властный и категоричный, другой — рассудительный и немногословный, — они удачно дополняли друг друга, нуждались друг в друге и хорошо понимали это. Сейчас как раз, терзаемый сомнениями и смутными догадками, вызванными странной телеграммой, Иван Прокопьевич хотел обменяться мнениями с Петром Титовичем. Как только тот переступил порог, нетерпеливо встретил его вопросом:

— О телеграмме тебе, надеюсь, уже известно. — И в ответ на молчаливый кивок рубанул: — Как, по-твоему, с какой целью нас вызывают?

— Не представляю.

— И не догадываешься? — Фролов остановил на собеседнике тяжелый взгляд. — Жаль. А ведь

не исключено, что именно тебя касается вопрос.

— В каком смысле?

— В самом непосредственном. Кто отвечает за техническую политику на предприятии? Главный инженер. Есть сегодня на нашей фабрике такая политика? Увы, тю-тю. Нет, не подумай, ради бога, что я страхуюсь, заранее стелю себе соломку или что-то в этом роде. Но существуют же функциональные обязанности у всех нас.

— Ты зачем позвал меня, Иван Прокопьевич? Напомнить об ответственности? Так я никогда не боялся ее, — Любарец встал со стула стула. — Что касается политики, то она во многом диктуется сверху.

— Но не исключает при этом инициативу снизу, — жестко парировал Фролов. — Ставлю вопрос конкретнее. Когда на техсовет будет представлен план технического совершенствования производства на основе рекомендаций коллегии министерства?

— Отвечаю конкретно: сегодня и немедленно.

— Слышу голос мужа. Это уже нравится мне, — выдавил улыбку облегчения директор. — Сегодня не будем собираться, пожалуй, поздновато, а завтра давай рассмотрим. Какие же, назови вкратце, основные направления плана?

— Первое — замена всего оборудования, которое устарело физически и морально, начиная с бумагоделательной машины, усиление паросилового и электрического хозяйства для полного покрытия энергетических потребностей производства. Второе — внедрение по всему технологическому потоку большой и малой механизации, ликвидации трансмиссий и замена ременных приводов на электрические. Третье — расширение существующих и строительство новых производственных помещений. Короче говоря, полная реконструкция фабрики. Цель — более высокая скорость и производительность буммашины.

— Эвон куда хватил — полная реконструкция! Ну, с тобой, Петр Тнтович, не заскучаешь. Максималист, тебе или ничего, или все дай сразу. Мы не одни в министерстве.

— Да, или — или. Половинчатого решения не может быть. Дух времени. После девятнадцатого съезда партии, заметь, взят курс на ускорение научно-технического прогресса.

— Не агитируй меня. Лучше объясни, как реконструкцию буммашины увязываешь со всеми подсобными цехами. Капитальные затраты экономически обоснованы? Иначе наш план превратится в пустое прожектерство.

В тот вечер они засиделись допоздна, готовясь к поездке в Москву.

(И.Е. Лоза, «Дети свободы», газета «Знамя труда» 4 декабря 1986 года, № 145. Продолжение следует).