|
НАТАЛЬЯ КУТЫРЕВА
Моя мама вспомнила и кое-что рассказала мне о заводоуспенском детстве (и обо всем понемногу). Ее отец – Павел Иванович Васильев родился в 1913 году в Заводо-Успенке в большой семье, в которой было девять детей (Пелагея, Полина, Аграфена, Анастасия, Иван, Павел, Мария; а двоих детей (после смерти родителей) сдали в Гилевский детский дом, позже в Тюменский. К сожалению, их след так и затерялся...) Родители жили на улице Насонова, 33. Родители умерли рано. Воспитанием сирот занимался дед Иван Тимофеевич Васильев. Павел работал на заготовках леса. В 1939 году он вернулся со срочной службы и женился на Прасковье Лукиничне Кривошеиной (1910-68 гг.; а учила ее в школе как раз Августа Тимофеевна Рычкова, фотография которой размещена на сайте). В поселке ее звали «тетя Паня». Она была большой рукодельницей, почти в каждом втором доме были покрывала, скатерти, шторы, подвески, связанные ею крючком.) Работала Паня на бумажной фабрике, в столовой ОРСА. Вскоре в их семье родилась дочь (моя мама) Тамара. Павел был призван на фронт в октябре 1941 года (был рядовым стрелком 127-ой отдельной стрелковой бригады), а погиб 19 июля 1942 года. Похоронен в братской могиле (недалеко от деревни Присмертье Старорусского района Ленинградской (ныне Новгородской) области). Теперь о моей маме. Она окончила школу в 1959 году и уехала из Заводо-Успенки на учебу в Тюменский пединститут (ныне ТГУ). Окончив физмат, 33 года проработала в школах города Ишима (из них 17 лет завучем и 6 лет инструктором отдела пропаганды и агитации Ишимского ГК КПСС). Фамилию Васильева в 1966 году сменила, выйдя замуж за Валерия Павловича Киселева. Овдовела в 1969 году, когда мне (их дочери Наталье) было год и три месяца. За педагогическую деятельность мама награждена значком «Отличник народного просвещения РСФСР», имеет медаль Ветерана труда. В Заводо-Успенку мы ездили ежегодно (пока была жива ее тетя Анастасия, где-то до 1985 года). Ежегодно туда из Москвы приезжала и мамина тетя (о ней – далее) со своим мужем. О маминой тете (по отцовской линии) Марии Ивановне Васильевой (1915-2003 гг.) В семье Васильевых она была самым младшим ребенком (из девяти детей). Закончила педучилище в городе Тюмени. По распределению уехала на Дальний Восток (в Приморский край, поселок Гродеково). Там вышла замуж за офицера, коренного москвича Константина Степановича Медведева. С ним позже переехали в Москву, где она проработала 42 года учителем начальных классов, а выйдя на заслуженный отдых учила русскому языку детей послов (из Венгрии, Румынии...). Она тоже ветеран труда и отличник народного просвещения. Два их сына (Дмитрий и Александр) живут в Москве. Кстати, Мария Ивановна учила Сафонова Сергея. Она была его любимой учительницей и переписывалась с ним до последних дней жизни.
Мои рассказы о маминой тете, нашей жизни, поездках в Заводо-Успенку можно прочитать на сайте газеты «Тюменская область сегодня»: за 31.12.09 – «Мы желаем вам счастья хорошего» http://www.tumentoday.ru/2009/12/31/«мы-желаем-вам-счастья-хорошего-»/ и за 02.09.10 – «Цветики-семицветики» http://www.tumentoday.ru/2010/09/02/цветики-семицветики/ .
ЦВЕТИКИ-СЕМИЦВЕТИКИ 02 СЕНТЯБРЯ 2010 ГОДА
Каждому человеку на определенном этапе жизни хочется оглянуться назад. Задумавшись, откуда появилось желание украшать будни цветами, «перенеслась» в прошлое. Перед глазами – годы раннего детства, особо запомнившиеся летними деньками.
Ежегодно двухмесячный учительский отпуск мамы мы «разменивали» на «полярный транзит» между Москвой и рабочим поселком Заводоуспенское Свердловской области, что в часе езды от Тюмени. Там (и в столице, и в поселке) жили единственные на всем белом свете родственники моей мамы – родные сестры ее отца, погибшего на фронте. Одним словом, тетушки.
Поселок Заводоуспенское был невелик: население около шести тысяч человек. Славился он единственной бумажной фабрикой, которая, к сожалению, в конце восьмидесятых годов стала медленно, но верно сбавлять обороты. А ведь еще в конце XIX века она считалась единственной в Сибири, выпускавшей около тридцати сортов разнообразной бумаги, в том числе писчей, раскурочной, оберточной и картузной. Сначала – сокращения, чуть позже – поголовное увольнение… А тогда, несколько десятилетий назад, выйдя на крыльцо, увитое садовым вьюнком с крупными, темно-синими цветами, я с наслаждением вслушивалась в длинные гудки краснокирпичного магната, зазывавшего рабочих на смену.
Во все времена, в безвыходную, казалось бы, серость и нужду люди находили отдушину – цветы. Пройдешь по песчаным улицам поселка – и станет как-то светлее, чище, радостнее. От чего? В каждом доме на подоконнике – зеленое буйство, упиравшееся «пышностями» в покрашенные и только что вымытые оконные рамы. Особенно селяне любили невестин убор, который ослепительным кипенно-белым облаком парил над остальными горшками, так как был подвешен к самой верхней перекладине рамы или установлен на подставку – кастрюлю, банку или старую крынку. Кроме него в «фаворе» – герани и пеларгонии. Их цветовая палитра – летний калейдоскоп с круглогодично сочной зеленью и толстенными, полными сока стеблями. Еще хозяйки отдавали предпочтение фиалкам – нежным, воздушным, слегка надменным однолюбцам (потому что не терпели соседства с другими представителями цветочного братства).
В покосившемся ветхом домике бабы Насти (мы величали ее «няней») все семь окон утопали в бордово-розовых соцветиях герани. Жила она одна. В семнадцать лет ослепла… Зато ее силе воли мог бы позавидовать зрячий человек. Любила подойти к окну, потереть натруженными руками нижний тугой лист герани и вдохнуть его терпкий аромат. Причем цвет определяла безошибочно, сражая этим «талантом» наповал. Весной самостоятельно пересаживала цветы в круглые трехлитровые железные банки, аккуратно оборачивая их белой бумагой. Заклеивала стык, а лишнее ловко обрезала по горшечный верх.
Всего этого я, разумеется, не видела, так как приезжали мы только в июне. В летнюю пору цветы росли, словно на дрожжах, и выбрасывали одновременно по шесть-восемь круглых цветных «погремушек». Я садилась рядом и старательно дула на лепестки-мотыльки в надежде, что хоть несколько да упадет на подоконник. Ждать приходилось долго… Няня быстро смахивала их влажной тряпкой. А ежели не успевала навести порядок, из свежих розовых лепестков с молочно-белыми уголками я втихомолку делала великолепный маникюр, которым до первого дуновения ветра можно было хвастать перед местными девчатами. Те тут же подхватывали новое веяние «городской моды». Благо цветочного добра в каждом доме было полно!
Баба Маша (так звали московскую бабушку) приезжала к сестре ежегодно. Вместе с ней мы обычно и отправлялись в столицу. Что она брала на память с милой сердцу родины? Цветы! Которые ей щедро даровали знакомые и незнакомые селяне. Завести беседу нашей москвичке не составляло труда: достаточно было заметить цветущий жестяной вазон. Помню одно из ее последних приобретений – светло-зеленый кустик ампельных нежных побегов с сотней светло-голубых, похожих на анютины глазки, цветов. Везли его с особым трепетом. Дарительница и сама не знала названия. Огорчению бабы Маши не было конца, когда с первыми снежинками голубое облако бесследно испарилось, пожелтев, а потом почернев. Долго корила себя: дескать, неправильно ухаживала, перенасытила удобрениями. Теперь я знаю название тех удивительных цветов. Это однолетняя сильноветвящаяся лобелия. Такие они – цветы моего детства и моей юности. Они до сих пор со мной: лето и осень радуют глаз на домашней лоджии.
Наталья КУТЫРЕВА, г. Ишим |