ВРАЖЬЯ  РУКА

С 1919 по 1922 год фабрика ра­ботала с большими перебоями. То налеты колчаковцев и кулац­кой банды, то нехватка сырья и запасных частей для машин лихо­радили производство. Годы раз­рухи и голода не сломили, одна­ко, людей. Даже, когда взамен хлеба выдавали картофельную му­ку, когда ели камышовые корни, чтобы утолить голод, рабочие не оставляли фабрику, никто не про­ронил и слова упрека. Понимали, в каком бедственном положении молодая республика Советов.

И вдруг, как гром с ясного неба, приговор Камоуралбумтреста: «Ввиду недостатка на фабрике топливных и основных средств сырьевых материалов, как-то: гарпиуса, као­лина, сукон, сеток ремней и про­чее; ввиду частой затопляемости ее окружающими речками, а так­же отдаленности от железной до­роги; ввиду нежелании рабочих работать на фабрике, выпуска продукции заниженного качества ввиду всего этого фабрика ста­новится нерентабельной. Исходя из перечисленных причин, Камоуралбумтрест постановляет: под­вергнуть Успенскую писчебумажную фабрику немедленной консер­вации, все оборудование вывезти на другие бумажные предприя­тия. 1922 год. Камоуралбумтрест».

Ознакомившись с этим решени­ем, рабочие были крайне пораже­ны, возмущены. Они догадывались, чьих рук это дело. Бывший ятесовский подхалюзник мастер Смирнов не раз поговаривал: мол, фабрику надо прикрыть и перечислил по пальцам те же самые причины, которые сейчас так чет­ко изложены в приказе треста. Не шум машин и моторов напол­нили цехи, а гневные голоса ра­бочих, адресованные руководите­лям областного центра бумажни­ков. Разделяя общее возмущение, на собрание пришли даже стари­ки, когда-то строившие фабрику.

Ораторы сменяли друг друга, и казалось, желающим сказать свое слово не будет конца. Когда же на трибуну поднялся директор Филипп Алексеевич Сапего, насту­пила такая тишина, как-будто сей­час только от него зависело окон­чательное решение.

— Товарищи, гляжу я вон на тех старичков, что сгрудились у входа, и думаю: отчего это слезы у них на глазах? Ведь фабрика, которую они своими руками ста­вили и на которой вековали, так и не принесла им счастливой до­ли. Да потому и дорога она им, что пестовали ее, как родное ди­тя, что здоровье тут свое положи­ли, а потом детям и внукам пере­дали свое единственное приданое — рабочее мастерство. Чудовищно и непонятно, что фабрика ликви­дируется именно в тот момент, когда прогнали эксплуататоров и каждый из нас впервые почувст­вовал себя полноправным челове­ком, хозяином жизни.

Директор на мгновение замол­чал, осмотрел внимательным взглядом помрачневшие лица ра­бочих. И вдруг, словно прорвав плотину спокойствия, зычно вскрикнул:

— Разве отказывались мы ког­да-нибудь работать?

— Нет! — хором отвечало соб­рание.

— Разве на фабрике полностью отсутствует сырье?

— Нет! — отвечали все, а кто-то иронически добавил: — шкура Ятес так драпал с беля­ками, что не успел тряпки с фабрики прихватить...

— Может фабрике не хватает топлива?

— Брехня!

— Был хоть один случай затоп­ления фабрики?

— Не бывало такого!

— Мешала ли нам отдаленность от железной дороги работать хорошо и выпускать бумагу выс­ших сортов?

— Никогда!

— Теперь считайте, товарищи, что вы сами дали ответ на вол­нующий всех нас вопрос быть фабрике или не быть. Это — главное. Мне остается добавить к сказанному, что борьба за социализм продолжается. Только се­годня мы имеем дело с врагом не в открытом бою, как было недавно, а с более хитрым и опас­ным — вредителем, перекрашен­ным в красный цвет, проникшим в органы управления.

Зал взорвался негодующими выкриками: «Не позволим! Не да­дим разорять фабрику, чтобы ид­ти на поклон к буржуям!» С эти­ми думами люди расходились по домам.

Все же фабрика была останов­лена. Но рабочие продолжали про­тестовать, никто не хотел и бра­ться за гаечные ключи, чтобы сни­мать оборудование. Тогда руко­водители Камоуралбумтреста пригрозили некоторым рабочим: мол, к суду привлечем. Присланные бригады начали раскомплектовывать оборудование, вывозить са­мые живые части фабрики: маши­ны, паровые котлы, ролы, генера­торы, моторы. На это страшное зрелище собралось почти все на­селение Заводо-Успенки. Как на похоронную процессию.

 

(14 ноября 1985 года, № 136. Окончание следует. Начало в № 117).

 

 

15 сентября 1923 года в Заводоуспенском про­изошло событие, которому никто даже не придал значения. Состоялось первое собрание членов пот­ребительского общества. Всего двадцать человек участвовало в нем. Но это были энтузиасты но­вого дела. Они горячо верили, что скоро придет время, когда многочисленные лавочники и спеку­лянты, нажившие богатства на народной нужде, отступят перед общественной торговлей.

Избранный председателем правления Г. С. Ра­зумов поехал в Тюмень для покупки товаров. Из кассы он получил несколько рублей паевых взно­сов, собранных членами общества… Начинать приходилось с нуля. И кто зняет, чем бы все кончилось, если бы не помощь уездных организа­ций. Заключив договор на поставку промышлен­ных и продовольственных товаров, Успенское потребобщество получило от государства кредит на сумму 5000 тысяч рублей. Это позволило сразу открыть торговлю широким ассортиментом това­ров.

Выполнив первый договор на 130 процентов, потребобщество завоевало признание. К январю 1924 года в его  составе было уже 98 членов, а к октябрю — 160. В течение года общество прода­ло товаров почти на 17 тысяч рублей. Появление на поселке такого конкурента в торговле означа­ло для мелких лавочников конец.